Уильям Шекспир «Сонет 61»

Рейтинг

Средняя оценка:
8.07
Оценок:
120
Моя оценка:

подробнее

Уильям Шекспир

Sonnet 61

Другие названия: «Твоя ль вина, что милый образ твой…»

Стихотворение, 1609 год

Входит в:

— сборник «Сонеты», 1609 г.



Издания:ВСЕ (37)

/языки:
русский (36), украинский (1)
/тип:
книги (37)
/перевод:
Б. Аронштейн (1), В. Брюсов (5), А. Либерман (1), С. Маршак (10), В. Микушевич (1), Д. Паламарчук (1), А. Ставцев (1), С. Степанов (2), М. Чайковский (1), А. Штыпель (1)


1959 г.

1960 г.

1963 г.

1968 г.

1969 г.

1988 г.

1988 г.

1988 г.

1988 г.

1989 г.

1990 г.

1992 г.

1996 г.

1997 г.

1998 г.

2000 г.

2004 г.

2007 г.

2011 г.

2011 г.

2011 г.

2014 г.

2015 г.

2015 г.

2016 г.

2016 г.

2017 г.

2017 г.

2018 г.

2018 г.

2018 г.

2019 г.

2019 г.

2020 г.

2021 г.

2021 г.


Издания на иностранных языках:

1966 г.

(украинский)


 

Отзывы читателей

Рейтинг отзыва


Написать отзыв:

Писать отзывы могут только зарегистрированные посетители!Регистрация

Сборник «Духов день»


База данных защищена авторским правом ©www.psihdocs.ru 2022
обратиться к администрации

ЛЕОНАРД ЗОЛОТАРЕВ

ДУХОВ ДЕНЬ

(лирика)

ИГОРЬ ЗОЛОТАРЕВ

РУССКИЙ СОНЕТ

(из серебряного века)

Орел – 2011

ББК 84(4) 3

3 81

Леонард Золотарев. Духов день (лирика). – Орел: издатель Александр Воробьев, 2011. – 302 с.

Сборник «Духов день» составляют стихи большой лирической силы. Врожденный поэт, как говорится — от Бога, Леонард Михайлович Золотарев предстает в многогранности таланта, очарованный Женщиной, ее Красотой, наполненный нравственным опытом человека с совестью, острым ощущением времени. «Духов день» — стихи разных лет, тонкая лирика, бронзовокованный эпос, это еще и сонеты о доблести, о подвиге, о славе на современном Парнасе, продолжающем линию Данте, Петрарки, соединяя «серебряный век» с нашими днями. Главное – Леонард Золотарев пишет не столько умные, сколько живые, человеческие стихи, что очень важно ныне, в наш век всеобщей компьютеризации.

Книга интересна читателю, любящему Русское Слово, в Человеке ценящем Свободу, в Женщине — ее Любовь, Красоту.

© Леонард Золотарев, 2011

© Издатель Александр Воробьев, 2011

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Белле Ахмадулиной

От праздника цветов до диких роз цветенья,

Живу среди людей, суров и одинок.

Но вот в седой мороз ее стихотворенья,

И где-то Белла там, как пчелка, между строк.

Она в седой мороз, в цветенье белом дня,

Вся летняя, цветущая такая.

Для праздников, для всех Бог сохранил меня,

Чтоб я любил цветы, их фамиам алкая.

Они ушли уже, те праздники мои:

Янковский, Черномырдин, Перкин, Рогов.

Из тех цветущих дней все наши, все свои,

Когда их с Беллой было очень много.

Не бойтесь же цветов, пока они цветут.

Не бойтесь перед праздником склониться.

Пока они, серебряные, тут,

Не там, где над холмами вьются птицы.

Какой букет из жизни, из цветов!

Какое многоцветное кипенье!

Из черного и белого, без слов,

Рождается прижизненное пенье.

Зеленое и красное, как флейта,

Над пчелкой легкой снег священных рун,

Вот этой Белле как поэту, ей то,

Я и слагаю гимн цветущих струн.

Все в этих сонмах душ перемешалось:

Цветы и звуки, мысли и дела.

Оно всегда внутри перемещалось,

Как Белла, в бело-розовом плыла.

Пока мы тут, пока вокруг цветенье,

Когда в мороз вдруг роза расцвела.

Живите, люди, в розовом кипенье,

Не говорите, что она была.

Не черное, а белое под Богом,

Серебряное с белым без венка.

Как Бога не бывает слишком много,

Как розы у зеленого цветка,

Как мастера, где камень и рука.

2 декабря 2010 г.,

г. Орел

БЫЛОЕ

ЛИРА И ТРУБА

(В разные годы)

* * *

Я серьезный делаю обход.

Обхожу в себе свои владенья:

Города, товарищей, народ,

Совесть, возвышенья и паденья.

Улицу родную, свой поселок,

Что сегодня в душах у друзей?

Разбрелось, разбилось – тот осколок

В памяти божественной моей.

Духов день – и мой престольный праздник,

Проверяю и себя на нем.

В грезах мимолетностей все вязнет

Между тем и этим, явью — сном.

Как ты, русич мой, ты –мой народ?..

Я серьезный делаю обход.

20 декабря 2010 г.,

* * *

Напомни, Родина, о храме,

Дух сотворяющем живой,

Когда талант уходит в камень,

А камень — в небо головой.

Напомни, Родина, о фресках,

Молящих во спасенье лиц,

Когда под купол этот дерзкий

Движенье кисти клонит ниц.

Напомни, Родина, о звуках,

Страстях, стозвонящих в стенах,

Что пели певчие по крюкам,

И тайна стынет на устах.

Сумеем ли в нее пробиться,

В ее божественную стать?

А тут хотя бы научиться

Коло-коло-коламмм внимать.

Родная речь

Ты хранись в нас, о русская речь,

Острый меч и испытанный щит.

Нам бы землю родную сберечь,

А уж Русь-то себя сохранит.

Сохранит землю русскую сын,

Сохранит сына русская мать.

Будем ей, молчаливой, внимать

Под гортанные скрипы осин.

Под тележный заржавленный звук,

Под кровавые просыпи рос.

Был мой дедушка великоросс,

Не согласен на малое внук.

Ты хранись в нас, о русская речь,

Русь, Россия родимая, мать.

За нее уж пришлось в землю лечь,

За нее еще будем стоять.

* * *

Теплыми туманами повитый,

Родины — заветный уголок.

В волнах наливающего жита

Дождь и мой качает колосок.

Огляжусь — и нивы золотые

Выстелятся, звонкие, в груди.

Мама, мама! Стань-ка под святые:

Подмогни народу, уроди.

Подсоби голодною весною,

Помолись за нас и накорми.

Мы ведь, твое семечко родное,

Хоть и атеисты, черт возьми!..

Да святится имя твое,

Моя материнская Русь!

Священным стихиям ее

Какие уж годы молюсь.

Имя твое

Я долго думал, как назвать мне сына,

Событием грядущим возбужден,

Нося домой в кошелке апельсины.

И вот он, сын, на белый свет рожден!

И я назвал торжественно, по-русски,

Как искони в краю моем велось,

Его глаза, весь мир его неузкий,

Высокий лоб, фамильных ширей кость.

Достоинства, какие после сыщут, —

Он, знаю, будет счастлив и красив, —

Всю жизнь его на сотню лет, на тыщу

От изначала матери Руси.

Мне это имя — от нее награда

И вера, что не будет нам конца.

«Князь Игорь», — называла мужа Лада,

И просто «Игорь» у меня — отца.

В нем дань моя и преданность России,

К полету страсть, как у орла в крыле.

Где б ни был сын, куда б ни заносило,

Он в отчей успокоится земле.

Я долго думал, как назвать мне сына,

Событием грядущим возбужден.

И вот вдвоем — теперь уже мужчины –

Одной дорогой вышли и идем.

Не на прокат, не отнят и не выменен –

Твой княжий титул вечен на Руси.

Гордись, мой сын, своим славянским именем

И имя это с гордостью неси!

Деревянные кружева

В землю врос он — бревенчатый, низкий.

Повидал, видно, свадеб и слез.

Без заслуг /вне охранного списка/

Утвердили домишко на снос.

Подогнали к крыльцу бульдозер –

Задрожал, застонал каждый лист.

Как присох, краснощек на морозе,

Ясноглазый бульдозерист.

Что конек, что карниз, что дверцы –

Деревянные кружева.

— Что ж мы делаем, братцы, черти!

Вещь музейную на дрова?

Замолчали стальные кони,

Паренек на крыльцо шагнул.

И держал, как занозу в ладони,

Чей-то маленький детский стул.

Новгородский колокол

Что ты есть, чем ты будешь

Через тысячу лет?

А сегодня, а завтра –

На утро, в обед?

Отвечает нам колокол,

Этот колокол-дед.

Русь святая, великая,

Мать нам тысячу лет.

Все князья, полководцы,

Повеленье руки.

Да кого хоть водили-то,

Где сыны-мужики?

Где солдаты и пахари,

Где умельцы-творцы?

Вот за что под топорики

Клали выю борцы…

И фигурами-бронзой

Загудел вековик.

Про тебя, мать Россия, —

Твой двухтысячный лик.

Чем откликнешься в мире, —

Голосяка?! А вот —

Как ударим о бронзу,

Так она и поет.

Русь

И крестили по-всякому –

По башке, по башке,

Чтоб держать непокорную

Во державной руке.

Оттого-то могильные

Оставались следы.

Голытьбе — безотцовщине,

Ой, хлебнулось беды.

Но вставала упорная,

Семижильная Русь.

Что содеяно — помнила

Навсегда, наизусть.

Про дела чьи-то грешные

Скажет вдруг на миру.

Вся засветится правдою

На кровавом пиру.

Ведь сама в лихолетия

Не имела вины…

Мать сыночка — соколика

Поджидала с войны.

Возвращался израненным,

Покалеченным пусть,

Поднималась детишками

Неизбывная Русь!

Наливалась от семени,

Тяжелила поля.

От воронок, от воронов.

Очищалась земля.

Как с клюкою, родимая,

Побрела по колчам,

Так и ходит, вихляется –

Сумари по плечам.

Платье выцвело, выпрело,

Горб разверзился весь.

Стыдно, отпрыски, стыдно ведь

Хлебы бабкины есть.

Нам бы совесть бабусину,

Тот ковер-самолет…

Бабка встала, прогониста,

Бабка губы жует.

Бабка за сердце держится:

«Не кручинься, сынок.

Дай поглажу воробушка

И — за тот бугорок.

Шаг по шагу, по чуточку –

Так-то легче, двоим. ..»

Мать моя, Русь, ты, матушка,

Пособлю, устоим!

Бабкина медаль

В балке деревушка,

Пятеро калек.

В хате мать-старушка

Доживает век.

Яблоня да клуня

С матерью одне.

Сын ее Колюня

Где-то на Чечне.

Треснет ли лесина,

Вздрогнет мать с лица.

Ждет теперь вот сына,

Как ждала отца.

Слепенькие окна

Проглядела все.

От речей оглохла

В средней полосе.

Пересох колодчик,

Вот еще напасть.

Средств на это, впрочем,

Не имеет власть.

Хлебца ждет старушка,

Завезет почтарь.

А зав. почтой Нюшка

Принесла медаль.

Господи, помилуй!

Божья мать, спаси!

Ходит ветер стылый

По святой Руси.

Ветхая хатенка

Доживает век.

Бабка плачет тонко,

Тоже человек.

Ладья

Стоит в ладье тверич над Волгой –

Великой русскою рекой.

Она ведь увела надолго,

Она и привела домой.

Бывало, в пряном зное Индий,

Где с их купцом не будь скупцом,

Дыханье с Волги холодило

Ему каленое лицо.

Не подпускало чудо-птицу,

Какая искушает плоть.

Не позволяло днем лениться,

А ночью тьме перебороть.

…Ходите, плавайте, летите –

Крутитесь на земном кругу!

Но знайте отчую обитель,

Свою ладью на берегу.

На тургеневском бережке

Под огнями, у старого клена,

Вечность плотно вмещается в миг.

Переходят под светом зеленым

Души жившие в души живых.

Камень на Оке

И.С.Тургеневу

Калужские крестьяне-мужики

/Умельцами их величают ныне/

Тесали эти плиты-лежаки,

Мелькая тут, в лабрадорите синем.

Работа, как известно, нелегка.

Мозолями утесы истесали.

Тесали люди камень навека,

Как летопись нетленную писали.

Судили в перекуры мужики

И крепостное право, и свободы.

И цепенели берега Оки,

Как было и как будет через годы.

— Хоть и из бар, а к людям всей душой.

— Кому-то не хорош был в той трясине.

— Лишь здесь, в Орле, он места не нашел,

Хоть прошагал в портретах по России.

Нет, не они, отцы родного града,

Воздвигли этот камень у Оки, —

Те, за кого кипела в нем досада,

Народные умельцы, мужики.

Тесала камень крепкая рука.

Мерцала мысль в лабрадорите синем.

И он глядит, как в зеркале Ока

Любуется талантами России.

Микула

(бывальщина)

Времена седые и недавние.

Каждое возникнет, колыхнется.

Слушаешь бывальщины забавные –

Глядь, былое с думами сольется.

Для меня он, словно эхо длинный, —

Сын крестьянский, сеятель Микула.

С тучу ростом, богатырь былинный,

Выпирает из земного гула.

Пашет он и сеет землю-старицу,

Но на поле двигается сеча.

Левой он на сошку опирается,

Правой — злому ворогу навстречу.

Как привстанет, ахнет грузной палицей,

Как в шелом приладит, в темя-темечко:

«Будешь, нечисть, на чужое зариться?!»

И уйдет назад, как в землю семечко.

Так не раз, лишь вздрогни под вражиною

Степь, что пашет сеятель Микула,

Он вставал один и со дружиною

Супротив разбойного разгула.

Всех встречала, провожала палица.

Походила, погуляла силушка.

Вот она Микулами и славится,

Мать моя, земля родная, милушка.

…Времена седые и недавние.

Огонек. Пурга в окошко бьется.

Слушаешь бывалыцины забавные –

Глядь, Микула в сердце ворохнется.

Тагинянка

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье.

А.С.Пушкин.

Исток Оки, где берег камышовый.

Седой курган, окутанный в туман.

Над ними — Александра Чернышева,

По мужу Муравьева, из дворян.

Возок жандарма. Имя в черном списке.

Увозят мужа в мрачный Петербург.

И кто она отныне, декабристка?

И кто враги, и кто остался друг?

Не жег мороз сквозь тоненькое платье.

Качало ветром дремлющую ширь.

«Да, решено! Туда за мужем, к братьям!

Из Тагино на каторгу, в Сибирь!»

— Лишитесь вы дворянства, состоянья. ..

— Да, я готова. — Имени, детей…

— Готова я. — В Сибири — расстоянья.

Там холода, да стоит ли злодей!!

— Он муж мне, мы повенчаны навечно.

И пусть меня отринет высший свет,

Но вот он, путь мой, — скорбный, звездный, Млечный,

И я иду…

А вел ее поэт.

И пала ниц к цепям, железам этим,

И освятилась вся Россия, Русь. …

Как на нее молились в копях где-то,

Так я на эту женщину молюсь.

И коль Ока несет все те же воды,

Сухой камыш всё так же шелестит,

В любую ночь за мой глоток свободы

Есть женщина, которая не спит.

Глазастая мадонна

Они стояли перед ней в музее –

Два мужика, два брата-крепыша.

Все обежали, все переглазели,

А тут застыли, смотрят не дыша.

«Вот это да! Желанная! Вот эта!»

И вдруг, как бы из прожитых веков,

Она сошла к ним с тусклого багета,

Идет, тревожит, мучит мужиков.

«Да кто ж ее нарисовал такою?

Глазастая, с ребеночком, в венке. ..»

Идет она и поднятой рукою

Всю душу обрывает в мужике.

Летит душа, плывет под облаками.

Когда б узнал, что есть она, жива?

Все, как волы, телегу тащим сами,

Везем свой воз, судьба уж такова…»

И вдруг один, оторопев от дива,

Шагнул, чтоб не слепил мадонну свет:

Послушай, ведь она же не красива!

— Все может быть, — другой ответил живо. —

Зато прекрасна! И прекрасней — нет!!

«Тайная вечеря»

Собрались двенадцать апостолов.

Все святы, но кто же предатель?

Стучат кулачишками по столу,

Куда только смотрит Создатель.

Вздохнул убеленный Учитель:

«У совести все мы в долгу,

Змею /да не скроет обитель/

Ищите вы в вашем кругу».

Повисло глухое молчанье,

Косились. Кипело все. Жгло,

Сказал Леонардо печально:

«Само назови себя, Зло!

Рассядьтесь, все честные, по столу.

А веру предавший уйди…»

Сидят все двенадцать апостолов,

И все у святых впереди.

* * *

Деревушка

Деревня уснула. И спит, как ребенок.

А речкой крадется тумана змея.

Лежу на копешке, тревожусь с потемок,

Проснется иль нет деревушка моя.

Луну укололи могучие елки,

Луга стали топки, сиренев туман,

Сижу на копешке и кажется тонким

Платок по-над лесом — немерян, неткан.

Вот если бы солнце туманы раздело,

Да встанет ли с зорькой, чего его ждать.

Съезжаю с копешки, пора и за дело:

А ну дай косой по росе помахать!

Ранние птахи

Над хутором спящим луна молодая.

По пояс в тумане табун на лугу.

Звенит мое эхо, в лесах утопая,

И я его мыслью догнать не могу.

Семь раз повторился мой голос по речке.

О чем я, зачем я, кому говорю?

Ржаною соломой растоплены печки,

И искры летят, занимают зарю.

Вот-вот к водопою прихлынут коровы.

Взбрыкнет на свое отраженье бычок.

И эхо короче. Леса чернобровы,

В лесах чернобровых турлычет сверчок.

Мы — ранние птахи. Приникну к окошку:

Луна молодая разбита ведром.

А мать уж сует мне блинков на дорожку.

Сейчас я уйду. До свиданья, мой дом!

* * *

Живу у леса с краю,

С полями говорю.

И сам себе стираю,

И сам себе варю.

Моя изба-старушка,

По стенке — повитель.

Считает дни кукушка,

А ночи — коростель.

Гнездо над головою,

Трава у моих ног.

Глаза едва закрою –

Слуга себе и бог.

Такой же изначальный

Ровесник всей земле.

То тихий и печальный,

То чуть навеселе.

Раскатываю громы,

Поля водой пою.

Бывает, агрономы

Придут в избу мою:

«Ну как живешь, Михалыч,

Как дышится тебе?

Чего там напахали

Плугами по судьбе?

Откуда всяких мошек

Над нами целый рой?

Куда людей хороших

Уносит стороной?

Какие синь-туманы

Полощут край земли,

Покуда сны-обманы

Мерещатся вдали?

И как все эти дали

Меняет влажный фронт?

Чего мы напахали

По самый горизонт?.

Сижу и стол качаю,

Слова кручу-верчу.

И ливнем отвечаю,

И молнией мечу.

И от раздумий жгучих

Всего бросает жар.

Под яблонью могучей

Клокочет самовар.

Живу у леса с краю,

С полями говорю.

И сам себе стираю,

И сам себе варю.

Воздушные замки

Я ставлю шланг и воду подключаю,

Пускаю благородную струю.

Не овощи, не фрукты получаю,

А облака на небе создаю.

Они летят – воздушные такие,

Те замки, как воронки на броду.

А я сижу, сдуваю пыль с руки я

И ничего не делаю в саду.

И шпарит дождь – веселый «огурешник».

Пролей, пронзи мою святую Русь!

А я бездельник, я великий грешник –

Из духа облаками создаюсь.

Вот так и жить бы, так и возноситься

В виденья атмосферы голубой.

А на земле б витийствовали птицы

И делалось бы все само собой.

Дерсу Узала

(огородные стихи)

Я в деревне живу,

Я – Дерсу Узала,

Для меня все растения – люди.

У меня этих подданных –

Куча мала.

Все живут, все растут, что-то будет.

Я пою их водой,

Тороплюсь напоить.

Знаю, ждет с нетерпением каждый.

У меня их права,

Не могу ущемить,

Если кто-нибудь что-нибудь жаждет.

Поднимаюсь чуть свет

И бегу к ним туда:

Может, надо чего — не обижу.

Как живут, как растут,

Кого тянет куда –

В день по тысяче раз это вижу.


  • Ты, приятель, взошел?

Ишь, какой молодец!

Я взрыхлю тебе почву в округе.

Лишь усы протяни –

Станешь ты, огурец,

По росе красоваться подруге.

— Вы редиска, мадам?

Как бордов ваш бочок!

Влагу пьете, наверно, без меры?

А вот ты, мой любимец,

Мой славный лучок!

Повышаю тебя в кавалеры.

А капуста – она

Фаворитка жены,

Выводитель пятна, радиаций.

Что ж, побольше полью,

Ты важна для страны.

Йод нам твой, как Шекспиру Гораций.

А царицей всему

Куртагу моему –

Дорогая, родная картошка.

Без нее – я к тому –

Нет улыбки в дому,

Сирота на столешнице ложка…

И хохочет сорока,

Глядит свысока,

Где я тут, с кем дружу, кто мне важен?

Мол, не то, что летать,

Но и с места слегка

Не умеют, мол, сдвинуться даже.

И кукует кукушка,

Поет соловей,

Счастье, годы, столетья пророчат.

Я – Дерсу Узала,

Среди гномов и фей

Провожу все свои дни и ночи.

Не язычник, но тоже

Пляшу у костра,

Если вечер, комарик летает.

Как Шекспиру – Гораций,

Рубахе – дыра,

Просто здесь мне

Людей не хватает.

Кто-то тихо окликнет

С ракиты меня,

Кто-то ночью сегодня приснится.

Вся моя от земли

Городская родня,

Деревенские милые лица.

На Руси я живу,

Как какой президент.

Плети длинные тянутся в душу.

Им по плечи трава,

У меня их права,

Ни за что никогда не нарушу!

Гимн картошке

Что имеем – не храним.

Пословица.

Где-то в Бирме хозяйка

С базара идет

И поверх экзотических яств

Три картошки особо несет,

Словно в тропиках снег,

Снежный наст.

А ведь выходец тоже

Из южных морей,

По — ненашему, значит, «батат».

Но какой-то монах

Приспособил хорей

К ямбам северным –

К нам, говорят.

Генрих номер какой-то –

Французский король

Охранять поле ставил солдат.

Чтоб тащили крестьяне,

Интерес вырос, что ль, —

Надо, значит, тащить, говорят.

Чтоб ценили вершки,

Помидоры завез.

Вот и ешьте верхушки, ослы!

А в земле, а из тьмы.

Где жучок и навоз,

Клубни вызреют крупны, белы.

Вот и все. Где снега

Расстелили свой плат,

Получилась одна красота.

А когда возвратили назад

Тот батат,

Так Америка стала не та.

Я картошке – кормилице

Гимны пою!

Наравне даже с хлебом ценю.

Вижу в нашей картошке

Натуру свою,

Устремленную нежным

К огню!

Голубой сундук

Герасиму Макарычу –

дедушке моему.

Я похож на сову,

В сундуке я живу,

Где пружина со звоном сломалась.

Это мой, это мой,

Мой сундук голубой, —

Музыкальный, поломанный малость.

Сундуку нет цены,

Я продам и штаны,

Чтобы только его починили.

Чтоб он снова играл

Про Оку и вокзал,

Про седые орловские были.

Это дедов сундук, —

Мастерство его рук,

Звон души, песня всей его жизни.

Помню, падая с ног,

С дедом в гору волок

Я его в лихолетье Отчизны.

Тот колесиков скрип

До сих пор не осип.

А, осипнув, стоит у дороги.

Слышу я, дедов внук,

Музыкальный сундук,

Голос деда – печальный и строгий.

Я с фантазией вот

Забегаю вперед,

Наперед все себе представляю…

Это дед мой галдит,

Как сундук мне гудит,

Все, что было и есть, что желаю.

Музыкальный сундук –

Мой испытанный друг,

С ним Орлею свою воспеваю.

Перелески, поля,

Паруса ковыля,

Облаков лебединую стаю.

Когда плохо мне вдруг,

Открываю сундук.

Пошепчу, отведу свои беды:


  • Как велось на Руси,

Не боись, не проси,

Продержись, как, бывалыча, деды!

Кто стучит, чей-то стук

В музыкальный сундук?

Кто-то музыки нашей не хочет?

Но уже тыщу лет

Скоро будет в обед,

Как живем мы, поем мы и прочее.

Нет нам слому с тобой,

Мой сундук голубой.

Это только пружина сорвалась.

И ее я чиню

По три раза на дню.

Как ей, бедной, сегодня досталось.

Вместе с ней помолюсь

За великую Русь,

Триединую Русь у причала.

Пьем, как воду с лица,

Что не будет конца,

Коли были мы все изначала.

Кони нас понесут,

Мой сундук растрясут, —

Наши резвые белые кони.

Только с песен своих

В сундуках голубых

Не собьемся, себя не уроним.

Музыкальный сундук –

Мой любимец, мой друг,

В нем – далекие были и тени.

И театр, и актер

Роль свою распростер

На Россию всю, русский наш гений…

Я похож на сову,

В сундуке я живу.

И добро, и удачу вещаю.

По три раза на дню

Эти тучи гоню,

Солнцем землю свою освещаю.

Мой сундук голубой,

Все поешь, я с тобой,

Знаю с детства все дедовы песни.

Пой, сундук голубой,

В непогоде любой,

Пой, родной,

Все звончей и чудесней!

* * *

Собирал чемоданчик с собой на вокзал,

С глаз долой захотелось уехать.

Чтобы там не скучалось, суму привязал.

А к суме привязал ради смеха

Лес березовый и его эхо.

Постоял-постоял, поглядел я на лес,

А потом и на свой чемоданчик.

Ну, какой это лес, — забодай его бес!

Без ключа, как ковбои без ранчо,

Дон Кихот без любезного Санчо.

Положил я в суму весь хрустальный ручей,

А к ручью приложил и ракиты.

Пусть шумит мой ручей, шум покуда ничей.

Пусть ракиты лозою повиты,

По сю пору люблю их, мы квиты.

Я свой груз приподнял – ничего не сказал,

Но подумал, а как же без поля?

Как без поля уеду на этот вокзал?

Покачал головой и еще привязал

К чемодану сумищу поболе.

Ну, а между, от края, где поле и лес, —

Моя хата окошком к соседу…

Приподнял чемодан, — забодай его бес!

Неподъемный! Ни завтра, ни в среду –

Я теперь никуда не уеду.

Каталог: files
files -> Методические рекомендации «Организация исследовательской деятельности учащихся»
files -> Актуальность исследования
files -> Рабочая программа дисциплины
files -> Программа курса предназначена для учащихся 9-11 класса и рассчитана на 128 часов. Периодичность занятий 1 раз в неделю по 4 учебных часа
files -> Предоставление максимально широкого поля возможностей учащимся, ориентированным на высокий уровень образования и воспитания, с учетом их индивидуальных потребностей
files -> Методические рекомендации по организации исследовательской и проектной деятельности младших школьников
files -> Программы
files -> Выпускных квалификационных работ

Скачать 2,75 Mb.


Поделитесь с Вашими друзьями:

Сонет Шекспира 61: Воля ли твоя, образ твой…

Прочтите сонет Шекспира 61, «Воля ли твоя, образ твой должен держать открытым» с кратким изложением и полным анализом стихотворения.

«Сонет 61», , также известный как «Будет ли твоя воля, чтобы твой образ оставался открытым», — номер шестьдесят один из ста пятидесяти четырех сонетов, которые Шекспир написал за свою жизнь. Это часть знаменитой последовательности сонетов «Прекрасная юность», которая длится от первого до сто двадцать шестого. Эти сонеты посвящены молодому красивому мужчине, личность которого до сих пор остается неизвестной. Говорящий предан этому человеку, несмотря на его склонность заводить отношения или проводить время с другими людьми.

  Сонет 61
   Уильям Шекспир
 
Это твоя воля, твой образ должен оставаться открытым
Мои тяжелые веки к утомительной ночи?
Хочешь ли ты, чтобы мои сны были нарушены,
В то время как тени, подобные тебе, насмехаются над моим взором?
Это твой дух, что ты посылаешь от себя
Так далеко от дома в мои дела, чтобы подглядывать,
Чтобы узнать во мне позоры и праздные часы,
Масштабы и характер твоей ревности?
О, нет! любовь твоя хоть и велика, но не так велика:
Моя любовь не дает уснуть моим глазам:
Моя собственная истинная любовь, которая побеждает мой покой,
Играть в сторожа всегда ради тебя:
Ибо я смотрю на тебя, пока ты просыпаешься в другом месте,
От меня далеко, с другими слишком близко.  

Explore Sonnet 61

  • 1 Summary
  • 2 Structure
  • 3 Poetic Techniques
  • 4 Detailed Analysis

Исходный текст

Современный текст

Воля твоя

Мои тяжелые веки к утомительной ночи?

Хочешь ли ты, чтобы мой сон был нарушен,

В то время как тени, подобные тебе, насмехаются над моим взором?

Это твой дух, что ты посылаешь от себя

Так далеко от дома в мои дела, чтобы подглядывать,

Чтобы узнать позоры и праздные часы во мне,

Размах и характер твоей ревности?

О нет; твоя любовь, хотя и велика, не так велика.

Это моя любовь не дает уснуть моим глазам,

Моя собственная истинная любовь, которая наносит мне поражение,

Всегда играть сторожа ради тебя.

  Ибо я наблюдаю за тобой, пока ты просыпаешься в другом месте,

  От меня далеко, с другими слишком близко.

asW it oyru ennitntio htat I luhsod asty waaek lla ihgtn higknint atbuo oyu? Должны ли вы, чтобы мои прыжки были rtndetuerpi, когда я ниалтазетд из-за менатл-агиемов? Aer uyo dnegnis uryo siprti arf rfom sti moeh to yrp inot my iadnglse, to idfn otu hte afelmush sgtnih I’ve be up to in iled osurh? reA yuo slejuoa? О, нет: пойди, или пойди ко мне, и ты не поймешь меня, что ты не знаешь. это my elvo orf uoy taht’s egpiekn me akewa. Мой теперь eutr evlo держит меня mofr seglienp-ytnsgai до oignrwry oatub oyu. Я готов за вас, если вы эра акаев веосеремх селе: раф авйа фрмо меня, но все ото эксол к ирктена этро ппееол.

Первоначальный текст

Современный текст

Твоя ли воля Твоя ночь, чтобы твой образ был открытым

2?

Хочешь ли ты, чтобы мой сон был нарушен,

Пока тени, подобные тебе, насмехаются над моим взором?

Это твой дух, что ты посылаешь от себя

Так далеко от дома в мои дела, чтобы подглядывать,

Чтобы узнать позоры и праздные часы во мне,

Размах и характер твоей ревности?

О нет; твоя любовь, хотя и велика, не так велика.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *