Перевод деловых документов

Читать онлайн «Жизнь Пи», Янн Мартел – ЛитРес

Моим родителям и брату

Предисловие автора

Книга эта родилась от голода. Сейчас объясню. Весной 1996 года в Канаде вышла вторая моя книга – роман. Расходился он из рук вон. Критики или недоумевали, или хвалили так, что лучше б не хвалили вовсе. Так он и прошел мимо читателей. Я лез из кожи, корчил из себя не то клоуна, не то воздушного гимнаста, – все без толку: публика меня просто не замечала. Словом, полный провал. Другие книги стояли на магазинных полках стройными рядами, как бейсболисты или футболисты перед матчем, а моя больше походила на доходягу-хлюпика, которого никто не хотел брать к себе в команду. Так она и канула в небытие – быстро и без шума.

Не очень-то я и огорчился. Я уже взялся за другую историю – про Португалию 1939 года. Чего мне недоставало, так это покоя. Зато хоть какие-то деньги появились.

И вот я полетел в Бомбей. И это еще не самая глупая затея, если учесть три вещи: поездка в Индию, хоть и короткая, успокоит кого угодно; даже с худым кошельком жить там можно сколько заблагорассудится, да и потом, роман про Португалию 1939 года не обязан иметь прямое отношение к Португалии 1939 года.

В Индии я бывал и раньше – прожил месяцев пять в северных краях. Тогда, в первый раз, я прибыл в Индостан совершенно неподготовленный. Только выучил одно заветное слово. Когда я рассказал приятелю – а тот знал Индию как свои пять пальцев, – что собираюсь в путешествие, он бросил как бы мимоходом: «У них там, в Индии, говорят на таком английском – обхохочешься. Особенно в ходу словечки типа «втирать»». Я вспомнил это, когда самолет начал снижаться над Дели, так что вся моя подготовка к красочной, неугомонной, бесшабашно-суетной Индии свелась к одному-единственному слову – «втирать». Я вворачивал его по всякому поводу – и, честно сказать, срабатывало. Кассиру на вокзале так прямо и выдал: «Не знал, что цены у вас кусаются. Надеюсь, вы мне тут не втираете?» Он улыбнулся и прощебетал: «Да что вы, сэр! У нас никому не втирают. Все честь по чести».

Теперь, оказавшись в Индии во второй раз, я уже знал, чего здесь можно ждать и чего хотелось бы мне самому: а мне хотелось забраться куда-нибудь в горную деревушку и писать роман. Я спал и видел, как сижу за столом на просторной веранде, передо мной – кипа исписанной бумаги, а рядом с ней – чашка дымящегося чая. Под ногами стелются зеленые холмы, подернутые туманной дымкой, а в ушах звенит от пронзительных криков обезьян. Погода будет что надо – утром и вечером можно обойтись легким свитером, а днем не пропаду и в какой-нибудь безрукавке. Так-то вот, с пером в руке, и буду искать великую правду жизни, превращая подлинную историю Португалии в фантазию. Ведь разве не в том и состоит вся соль художественной литературы – в избирательном преображении действительности? Чтобы, малость исказив ее, добраться до самой сути. В таком случае что, собственно, я забыл в этой самой Португалии?

Хозяйка дома, из местных, будет рассказывать про войну с англичанами и про то, как их выдворили восвояси. Вместе с ней мы будем обсуждать, что мне приготовить завтра на завтрак, на обед и на ужин. А вечером, покончив с дневной писаниной, я буду лазить по зыбящимся холмам, облепленным чайными плантациями.

Но, увы, роман вдруг чихнул, крякнул и преставился. Случилось это в Матхеране, горной деревеньке близ Бомбея, где с обезьянами было все в порядке, а вот чайных плантаций не было, хоть ты тресни. Похожая беда подстерегает начинающих писателей сплошь и рядом. И тема – блеск, и фразы – красота. Герои до того живые – хоть свидетельства о рождении выдавай. Фабула, им уготовленная, – лучше не придумаешь: и простая, и захватывающая. На подготовительной работе поставлена точка, скопилась куча фактического материала, для вящей достоверности, – про историю и людей того времени, про климат и даже про национальную кухню. Диалоги сверкают что клинки – разят прямо в сердце. Описания так и брызжут красками, контрастами и живыми подробностями. Что ни говори – гениально! Но не тут-то было. Вопреки всем радужным надеждам вдруг понимаешь – тихий неугомонный голос нашептывал тебе убийственную правду: все ни к черту. Не хватает самой малости – искорки, способной зажечь твою историю настоящей жизнью, и точная историческая фактура или безупречные кулинарные рецепты – все псу под хвост. Повесть твоя бесчувственна, мертва, и тут уж ничего не попишешь. Такое открытие, скажу вам, совсем не радует. От такого и впрямь засосет под ложечкой – как от голода.

Наброски безнадежного романа я отнес на почту в Матхеране. И отправил по выдуманному адресу в Сибирь, да и обратный адрес, в Боливии, я тоже взял с потолка. Когда пакет проштамповали и бросили в сортировочный мешок, я сел и тихо загрустил: «И что теперь, Толстой? Как насчет еще чего-нибудь эдакого, гениального?»

Хорошо еще, кошелек мой вконец не истощал, а на месте все так же не сиделось. Я встал и двинул с почты прямиком на юг Индии.

Как бы мне хотелось отвечать: «Я доктор» – всем, кто спрашивал, чем я занимаюсь, ведь доктора нынче в почете – вот кто творит настоящие чудеса. Но тут и к гадалке не ходи: случись нашему автобусу перевернуться на крутом вираже, все сразу же кинутся ко мне, и поди докажи – среди воплей да стонов, – что хоть ты и доктор, но юрист; а после, взбреди им в голову судиться из-за увечий с правительством и нанять меня в консультанты, придется сознаться, что на самом деле я бакалавр, притом философии; затем, в ответ на крики, и за что им это наказание, придется покаяться, что я с трудом одолел Кьеркегора, и все такое прочее. Словом, как оно ни прискорбно, как ни унизительно, решил я все-таки не грешить против истины.

Всю дорогу я только и слышал: «Писатель? Да ну! Хотите историю?» Вот только истории эти зачастую были нудные, муторные, да еще с бородой.

Так добрался я до городка Пондишери, что в составе небольшой самоуправляемой союзной территории к югу от Мадраса, в Тамилнаде на побережье. По числу жителей и размерам это совсем крохотный уголок Индии (в сравнении с ним остров Принца Эдуарда в Канаде – сущая громадина), хотя история у него особая. Пондишери был некогда столицей самой маленькой колониальной империи – Французской Индии. Французы, понятно, были бы не прочь потягаться с англичанами, очень даже не прочь; но в одном-единственном радже, где им только и удалось закрепиться, гаваней было всего ничего, да и те крошечные. Однако французы продержались там целых триста лет. И убрались из Пондишери только в 1954 году, побросав нарядные белые домики, широкие улицы, скрещивающиеся под прямым углом, с названиями вроде рю-де-ла-Марин и рю-Сен-Луи, да полицейские фуражки – кепи.

Сидел я как-то раз в «Индийской кофейне» на улице Неру. Кофейня эта размещается в одном большом зале с зелеными стенами и высоким потолком. Над головой кружат вентиляторы, разгоняя теплый влажный воздух. Зал заставлен одинаковыми квадратными столиками, по четыре стула у каждого. Выбирай любой, даже если за столиком уже кто-то сидит. Кофе подают превосходный, да еще с гренками, поджаренными в молоке с яйцом. И беседа там завязывается сама собой – легко и просто. В тот раз собеседником моим был шустрый ясноглазый старикашка с пышной, убеленной сединами шевелюрой. Я согласился с ним, что в Канаде и правда холодно, что там действительно есть места, где говорят только на французском, и уверил, что в Индии мне на самом деле нравится, ну и так далее и тому подобное – в общем, непринужденный разговор, какой дружелюбно-любопытные индусы обычно заводят с заезжими иностранцами. Про мою работу старичок слушал, широко раскрыв глаза, и одобрительно кивал. Но в конце концов пора было и честь знать. И я поднял руку, чтобы привлечь официанта и взять у него счет.

Тогда старичок возьми и скажи:

– Могу рассказать одну историю, да такую, что вы непременно уверуете в Бога.

Рука моя так и повисла в воздухе. Я насторожился. Неужто свидетель Иеговы стучится ко мне в дверь?

– Не иначе как истории вашей две тысячи лет и случилась она где-нибудь на задворках Римской империи? – спрашиваю.

– А вот и нет.

Может, старикашка – из этих, мусульманских пророков?

– Уж не в седьмом ли веке было дело, не в Аравии ли часом?

– Да нет же. Все началось здесь, в Пондишери, несколько лет назад, а закончилось, должен заметить на радость вам, в той самой стране, откуда вы приехали.

– И что, из-за этой вашей истории я должен поверить в Бога?

– Ну да.

– Вот так задачка!

– Вам вполне по зубам.

Тут подошел официант. Я на мгновение задумался. И заказал еще пару кофе. Мы познакомились. Старичка звали Франсис Адирубасами.

– Так что там у вас за история? – спрашиваю.

– Только слушайте очень внимательно, – попросил он.

– Идет. – Я достал ручку и блокнот.

– Скажите, вы уже бывали в Ботаническом саду? – спросил он.

– Вчера ходил.

– Видели детскую железную дорогу?

– Ну да.

– По воскресеньям по ней до сих пор гоняет поезд детишкам на забаву. А было время, когда он гонял по два раза в час, и так каждый день. Помните, как называются станции?

– Одна – Розвиль. Та, что возле розария.

– Точно. А другая?

– Не помню.

– Там уже нет вывески. Когда-то она называлась Зоотаун. Поезд делал две остановки – в Розвиле и Зоотауне. Когда-то на месте Пондишерийского ботанического сада был зоопарк.

Старичок продолжал свой рассказ. А я все помечал да записывал.

– Вам надо и с ним поговорить, – сказал он про главного своего героя.  – Я знал его очень-очень хорошо. Теперь он уже взрослый. Порасспрошайте его – может, и он что вспомнит.

Позднее, уже в Торонто, я разыскал его, главного героя, по телефонному справочнику, в перечне из девяти колонок, где значились сплошные Патели. А когда набирал номер, сердце так и колотилось в груди. Голос в трубке был с явным канадским акцентом, сдобренным неповторимой индийской размеренностью – легкой, как тонкое, едва уловимое благоухание. «Как же давно это было», – проговорил незнакомец. Но встретиться со мной все-таки согласился. С тех пор встречались мы не раз. Он показывал дневник, где описал все, что с ним приключилось. Показывал пожелтевшие газетные вырезки, снискавшие ему мимолетную, скромную славу. И рассказывал свою историю. А я за ним записывал. Где-то через год, после долгих проволочек, я наконец получил магнитофонную пленку и отчет из Министерства транспорта Японии. И, только прослушав пленку, признал – прав был старина Адирубасами, когда обещал, что после этой истории я непременно уверую в Бога.

Мне подумалось: не проще ли будет рассказать историю господина Пателя от первого лица – его собственного? А все неточности и огрехи можно смело списать на меня.

Хотелось бы мне и кое-кого поблагодарить. Конечно же, я всем обязан господину Пателю – и моя благодарность ему бескрайня, как Тихий океан. Надеюсь, рассказ мой его не разочарует. Господина Адирубасами я благодарю за то, что он пробудил во мне интерес к этой истории. Ну а закончить ее мне помогли три чиновника, прекрасные знатоки своего дела, за что я им также благодарен: Казухико Ода, недавно оставивший службу в японском посольстве в Оттаве; Хироси Ватанабе из судоходной компании «Ойка»; и особенно Томохиро Окамото из Министерства транспорта Японии, ныне пребывающий на заслуженном отдыхе. А что до животворной искорки, ее зажег во мне Моасир Скляр. В заключение я хотел бы выразить самую искреннюю признательность выдающемуся учреждению – Канадскому совету по делам искусств: без его денежной помощи мне бы ни в жизнь не удалось довести до ума мою историю, не имеющую, впрочем, ни малейшего отношения к Португалии 1939 года. Если мы как граждане не будем помогать нашим художникам, то бросим свое воображение на алтарь суровой действительности, и нам ничего не останется, как только утратить веру и тешить себя пустыми мечтами да призрачными надеждами.

Часть I

ТОРОНТО И ПОНДИШЕРИ

1

Я маялся – на душе у меня скребли кошки.

Но университетские занятия и постоянная серьезная религиозная практика мало-помалу вернули меня к жизни. Я остался верен своим религиозным пристрастиям, хотя кое-кому это казалось странным. Отучившись последний год в средней школе, поступил в Торонтский университет и выучился на бакалавра по двум специальностям сразу. Первой было богословие, а второй – зоология. Курсовая моя по теологии, на четвертом году обучения, затрагивала некоторые стороны космогонической теории Исаака Лурии, великого каббалиста XVI века из Сафеда. А курсовая по зоологии была посвящена функциональному анализу щитовидной железы у трехпалого ленивца. Ну а ленивца я выбрал потому, что характер его – спокойный, мирный, самоуглубленный – был бальзамом на мою измотанную душу.

Ленивцы бывают двухпалые и трехпалые, притом что судить об этом можно лишь по передним лапам – на задних у всех ленивцев по три когтистых пальца. Однажды летом мне здорово повезло: я изучал трехпалых ленивцев in situ – в экваториальных лесах Бразилии. Зверьки эти на редкость интересные. У них только одна необоримая привычка – лень. Они спят или отдыхают в среднем по двадцать часов на дню. Наша группа исследовала особенности сна пяти диких трехпалых ленивцев. Ранним вечером, когда те засыпали, мы ставили им на головы ярко-красные пластмассовые миски с водой и на другой день, поздним утром, видели, что миски стоят все там же, полные до краев, и вдобавок кишат всякими насекомыми. Ленивец раскачивается на заходе солнца – впрочем, слово «раскачивается» надо понимать с большой-большой оговоркой. Он сползает по ветке – как обычно, то есть вниз головой, – со скоростью около 400 метров в час. А оказавшись на земле, переползает к ближайшему дереву со скоростью 250 метров в час, и то если его что-нибудь там привлекает, – это в 440 раз медленнее гепарда, которого вечно что-нибудь да привлекает. Ну а нет, так ленивец проползает не больше четырех-пяти метров в час.

Представления об окружающем мире у трехпалого ленивца весьма ограниченные. По шкале от двух до десяти, где «двойка» означает предел тупости, а «десятка» – обостренное чутье, Биби^[1] оценил в 1926 году такие чувства ленивца, как вкус, осязание, зрение и слух, на «двойку», а обоняние – на «тройку». Случись вам натолкнуться на спящего ленивца в природе, ткните его легонько разок-другой, и он очнется – будет спросонья озираться по сторонам, а на вас даже не глянет. Да и вообще непонятно, зачем ленивцу к чему-то приглядываться: ведь ему все кажется расплывчатым – нечетким, как в кино, когда уходит резкость. Что же до слуха, ленивец не такой уж глухой – просто звуки его мало волнуют. Тот же Биби сообщал, что если пальнуть из ружья над ухом спящего или кормящегося ленивца, тот и глазом не моргнет. Впрочем, и обоняние ленивца, с которым у него вроде бы все в порядке, не стоит переоценивать. Хоть и говорят, будто ленивцы по запаху угадывают гнилые ветки и обходят их стороной, но Буллок сообщал в 1968 году, что ленивцы часто падают на землю, сваливаясь с трухлявых сучьев.

И как только они умудряются выжить, спросите вы.

Как раз благодаря своей медлительности. Сонливость и нерасторопность хранят их от всяких напастей – от острого глаза и нюха ягуара, оцелота, орла и анаконды. В шерсти ленивца заводятся водоросли – в засуху они буреют, а в сезон дождей зеленеют, так что, слившись с окружающей средой, среди мхов да листвы, зверек делается невидимым, вернее, становится похожим не то на муравейник, не то на гнездо белки, а то и вовсе на кусок дерева.

Трехпалый ленивец живет тихо и мирно и знай себе пожевывает листья – словом, в полной гармонии с окружающей средой. «На губах у него неизменная добродушная улыбка», – подметил в 1966 году Терлер. Я тоже видел, как улыбается ленивец, – своими собственными глазами. Хотя мне совсем не свойственно наделять животных человеческими качествами и манерами, но в течение того месяца, в Бразилии, я часто наблюдал, как ленивцы отдыхают, и всякий раз ловил себя на мысли, что они – йоги, медитирующие в перевернутых асанах, или отшельники, погруженные в молитву, а может, мудрецы, живущие своим пылким воображением, недоступным моему сугубо научному пониманию.

Порой мои наблюдения в двух разных областях науки наслаивались друг на друга. Некоторые из моих однокашников, ударившиеся в богословие, – по сути, агностики с полной мешаниной в голове, не различающие белое и черное, рабы тупого здравомыслия, затмевающего блеск живого ума, – уж больно напоминали трехпалых ленивцев, а трехпалый ленивец, как истинное чудо природы, напоминал мне о Боге.

С моими приятелями-учеными мне всегда было легко и просто. Ученые – народ дружелюбный, не признающий Бога, работящий, охочий до пива, помышляющий лишь о сексе, шахматах да бейсболе – в свободное от науки время, конечно.

Учился я на «отлично», если пристало так говорить про себя самого. Четыре года кряду был лучшим студентом колледжа Сент-Майкл. За что и удостоился всевозможных студенческих наград зоологического факультета. А если не получил ни одной на богословском, то исключительно потому, что студентов там вообще не награждали (награды за успехи на религиозном поприще, известное дело, вручаются отнюдь не из рук смертных). Я наверняка получил бы и генерал-губернаторскую академическую медаль – высшую студенческую награду Торонтского университета, если б не один паренек, краснощекий обжора с бычьей шеей и редкостный весельчак.

Обида до сих пор гложет меня, хотя уже и не так сильно. Даже если жизнь тебя изрядно побила, новая боль, хоть и пустячная, кажется нестерпимой. Жизнь моя похожа на образ memento mori из европейской живописи: мне всегда скалится череп, напоминая о тщете человеческой гордыни. Я смеюсь над черепом. Гляжу на него и говорю: «Ошибся адресом! Ты не веришь в жизнь, а я – в смерть. Катись-ка подальше!» А череп знай себе посмеивается да подкатывает все ближе, – впрочем, оно и неудивительно. Смерть всегда ходит за жизнью по пятам, и причина тому не биологическая необходимость, а самая обыкновенная зависть. Жизнь до того прекрасна, что смерть влюблена в нее, да вот только любовь у этой ревнивицы хищническая, ненасытная. Впрочем, жизнь легко переступает через забытье и расстается только с пустяками, а тьма – не что иное, как преходящая тень от мимолетной тучи. Того краснощекого паренька наградили и стипендией Родса. Я люблю его и думаю, он так же преуспел и в Оксфорде. Если богиня Лакшми, покровительница богатства, когда-нибудь снизойдет и ко мне, Оксфорд будет пятым по счету среди городов, где мне хотелось бы побывать перед смертью, после Мекки, Варанаси, Иерусалима и Парижа.

Ничего не скажу про свою трудовую жизнь, кроме того, что галстук – удавка, хоть и перевернутая, и мигом задушит любого, кто потеряет бдительность.

Я люблю Канаду. Я скучаю по знойной Индии, по индийской кухне, домашним ящерицам на стенах, музыкальным фильмам, коровам, бродящим прямо по улицам, по карканью ворон, даже по разговорам про крикет… но я люблю Канаду. Эту великую страну, чересчур холодную даже для сдержанного рассудка, где живут добродушные, благоразумные люди с никуда не годными прическами. Как бы то ни было, дома, в Пондишери, меня никто не ждет.

Ричард Паркер одно время был при мне. И забыть его я не в силах. Скучаю ли я по нему? Признаться – да. Скучаю. Он все еще мне снится. Правда, в кошмарах, но кошмары эти наполнены любовью. Таким вот странным образом устроена человеческая душа. И все же я не пойму: как он мог меня бросить? Вот так бесцеремонно, даже не попрощавшись, даже ни разу не обернувшись. Боль ножом вонзается мне в сердце.

Доктора и медсестры в мексиканской больнице относились ко мне с необычайной добротой. Как и пациенты. И раковые больные, и увечные – все они, заслышав мою историю, ковыляли ко мне на костылях, катили в колясках вместе со своими родственниками, хотя никто из них ни слова не понимал по-английски, а я – по-испански. Они улыбались мне, жали руки, трепали по голове, оставляли на кровати подарки – еду и одежду. А я в ответ то смеялся, то всхлипывал, совершенно непроизвольно.

Через пару дней я уже встал на ноги и даже умудрился одолеть два-три шага, несмотря на тошноту, головокружение и сильную слабость. По анализам крови у меня обнаружились малокровие, повышенное содержание натрия и пониженное – калия. Жидкость из организма не выводилась, и ноги распухли до ужаса. Прямо как у слона. Моча была мутная, темно-желтая, а иногда коричневая. Но через неделю или около того я уже мог ходить – почти нормально – и надевать ботинки – правда, без шнурков. Кожа моя зарастала, хотя на плечах и на спине шрамы так и остались.

Когда я в первый раз открыл кран, то при виде хлынувшей оттуда журчащим потоком воды так и остолбенел, голова пошла кругом, ноги сделались ватные, и я как подкошенный рухнул на руки медсестры.

А когда в первый раз оказался в индийском ресторане в Канаде, то стал есть руками. Официант взглянул на меня с укоризной и спросил: «Никак прямо с корабля на бал?» Я побледнел. Пальцы мои, которые еще секунду назад воспринимали прелесть пищи раньше нёба, в тот же миг будто замарались. И одеревенели, словно злоумышленники, застигнутые на месте преступления. Я не посмел их облизать, а виновато вытер салфеткой. Тот малый и не думал, как глубоко задел меня. Его слова вонзились мне в уши острыми иглами. Я взял нож и вилку. Хотя раньше почти никогда ими не пользовался. Руки у меня дрожали. И самбар потерял всякий вкус.

Янн Мартел. Жизнь Пи — Блог разнузданного гуманизма — ЖЖ

В верхнее тематическое оглавление
Тематическое оглавление (Рецензии и критика: литература)

Роман «Жизнь Пи» — очень успешная книга, получившая в 2002 году букеровскую премию и экранизированная в 2012 году. В предисловии автор пишет, что его первый роман, напротив, прошел совершенно незамеченным читателями и критиками, отчего он впал в депрессию и отправился развеяться в страну чудес Индию. Там он набрел на чудесную историю, которую ему рассказал бывший житель Индии, а ныне гражданин Канады господин Пи.
Понятно, что это – стандартный ход с использованием чужого дневника или рассказа, который часто использовали писатели прошлого, как, например, «Жизнь и приключения Робинзона Крузо, рассказанная им самим», но доля истины здесь есть. Сам по себе роман нехорош: длинные и занудные описания внешности героев, ненужные подробности, и если бы не оригинальный сюжет, то читать было бы скучно. Но сюжет спасает все.

Главный герой Пи пережил необыкновенное приключение: в 1977-1978 годах он пробыл в открытом море 7,5 месяцев в одной шлюпке с бенгальским тигром и остался жив. Это более, чем оригинально. Такая небывальщина привлекает внимание.

Вначале мы узнаем о детстве и семье героя. Они описываются в юмористическом ключе. Родители мальчика – люди новой Индии. Они не верят в бога, разделяют демократические ценности и ориентированы на западные стандарты, которые понимают весьма специфически. Об этом говорит имя ребенка – его назвали в честь парижского бассейна. Можно ли придумать большую глупость? Но у родителей был друг, который в молодости жил в Париже и увлекался плаваньем. Он без конца рассказывал о загранице, при этом его интересовали только плавательные бассейны. Вот сына и назвали именем того бассейна, которым этот пловец восхищался больше всего. Его полное имя было Писин Молитор Патель. Когда мальчик пошел в школу, его стали дразнить «писуном», из-за чего он был вынужден сократить свое имя до Пи – Пи Патель.

Отец Пи содержал зоопарк в южном индийском штате. Его сыновья с детства помогали ему и отлично знали повадки разных животных. Довольно большую часть романа занимает описание быта зоопарка и разных зверей.

Дети учились в английской школе. Старший брат увлекался спортом. А у Пи были свои увлечения – он верил в бога и посещал с одинаковым рвением индуистские, христианские и мусульманские религиозные учреждения. В каждой из этих трех религии он находил что-то свое и не хотел выбирать между ними. Пять раз в день он совершал намаз, крестился и причащался, а также совершал индуистские обряды. Он поступал так, потому что хотел служить Господу самыми различными способами. В индуизме он ценил фантазию и красоту, в христианстве доброту и жертвенность, в исламе – присутствие бога во всем, что он видел, особенно посещающее его во время намаза. Родители не знали, что с ним делать, и оставили в покое.

Когда Пи исполнилось 15 лет, отец решил эмигрировать в Канаду. Он считал, что Индира Ганди ведет страну в прошлое, переживал из-за политики. Его бизнес нес убытки, к тому же зоопаркам запретили покупать животных у охотников – их можно было только обменивать у других зоопарков. Частный зоопарк не мог выжить при таких условиях. Год они распродавали животных по зоопаркам мира, а потом погрузили клетки с теми из них, что предназначались для США и Канады на старый японский сухогруз и отправились в плаванье. Команда судна состояла из каких-то сомнительных типов, которые много пили и не умели, в отличие от семьи Патель, говорить по-английски.

Сухогруз вышел в открытое море и вдруг ночью около Манилы ни с того, ни с сего затонул. Был небольшой шторм, шел дождь. Пи случайно удалось спастись, а вся команда, отец, мать и старший брат утонули за считанные минуты. Пи оказался в большой спасательной шлюпке, да не один, а вместе с бенгальским тигром, орангутангом, зеброй и гиеной. Тигра Пи сам вытащил из воды, когда увидел его рядом с шлюпкой (кинул ему спасательный круг, потом подтянул к себе), зебра упала в шлюпку и сломала ногу, когда корабль накренился и лодка сошла в воду, орангутанг приплыл к ним на груде бананов, а откуда в ней взялась гиена – неизвестно. Потом Патель выдвигал версию, что кто-то из команды еще до кораблекрушения спьяну открыл клетки – вот они и сбежали.

Очень ярко описаны первые сутки после кораблекрушения: как Пи хотел пить, в каком он был отчаянии, как злобная гиена отгрызла еще живой зебре ногу, а потом стала рвать ее внутренности, а зебра все не умирала, а ужасно кричала, как орангутанг – самка по имени Апельсинка – пыталась бороться с гиеной и проиграла, и как со дна шлюпки вылез тигр и съел гиену. Пока животные сражались между собой, юноше удалось обнаружить запас воды, галет, нож, опреснители, спасательный плотик, ведро, удочки, остроги, крючки для ловли рыбы, одеяла, топор, руководство по навигации и выживанию в экстремальных условиях и многое другое. Он отселился от тигра на плотик и стал обдумывать, как бы его извести. Но тигр не проявлял агрессии по отношению к нему – он наелся тушами гиены, зебры и орангутанга, напился дождевой воды и находился в благодушной настроении. Ричард Паркер даже немножко мурлыкал: тигры не мурлычут по-настоящему, но умеют издавать какие-то похожие звуки. И тут Пи передумал убивать тигра, тем более, что он так и не придумал, как это сделать. Он решил приручить его. Тигра звали Ричард Паркер. В свое время охотник с таким именем убил тигрицу и нашел тигренка, а чиновник, который оформлял животное в зоопарк, все перепутал и написал в документах, что кличка тигра – Ричард Паркер.

Дальнейшая их совместная жизнь протекала мирно. Они разделили территорию: тигр жил на дне лодки под брезентом, мальчик – на корме и на плоту. Патель проверял все узлы на плоту, ловил рыбу и черепах, кормил тигра, поил его водой, которую получал от 10-ти опреснителей, молился несколько раз в день всеми известными ему способами, сушил рыбу и черепашье мясо, любовался на море, небо, звезды и на тигра, читал инструкции, а тигр только ел и спал. Патель считал, что тигр спас его. Если бы не эти заботы, не опасения, что голодное животное его съест, то терпящий бедствие не находился бы в постоянном тонусе, скис бы и умер. Что касается лодки и навигации, то Пи быстро понял, что все равно не знает, куда плыть, и положился на волю волн. Он не ждал, что его кто-нибудь спасет. Впоследствии выяснилось, что его несло Тихоокеанское малое течение. Сколько прошло времени, он не знал.

Однажды шлюпка принесла их к острову. Пи так и не узнал, что это было: настоящий остров или огромная колония плавучих водорослей. Но там росли деревья и имелись озерца с пресной водой. Остров населяли сурикаты. А питались они морской рыбой, которая всплывала в пресных водоемах уже в мертвом виде. Юноша понял, что экосистема острова устроена следующим образом: водоросли, из которых состоит остров способствуют опреснению воды, проплывающие под островом рыбы попадают в струи пресной воды, отчего сразу умирают, а сурикаты ими питаются.

Тигр освоился гораздо быстрее человека. Он убежал в лес, весь день ел этих непуганых грызунов в огромных количествах, а вечером возвращался спать в лодку, которую, видимо, считал своим логовом. Пи первые дни не мог ходить, но потом восстановился. Он стал питаться рыбой, но особое удовольствие доставляло ему купание в пресной воде. Надо сказать, что до кораблекрушения Патель не ел мяса, и он очень переживал, когда вынужден был убить свою первую рыбу и даже до сих пор поминает ее в молитвах, но потом смирился с неизбежным злом.

Ричард Паркер отъелся, стал активным и Пи стал опасаться спать с ним рядом. Он решил соорудить себе гамак и спать на дереве. К его удивлению, ночью все до одной сурикаты тоже залезли на деревья. Некоторые из детенышей устроились у него на теле – так он спал в живом одеяле. Ему это понравилось. Потом Патель установил, что ночью водоросли испускают какую-то кислоту, которая разъедает тела рыб в озерцах. Процесс запускает отсутствие солнечного света. Т.е., остров был хищником, а сурикатам доставались только объедки. Но, с другой стороны, Пи мог там жить сколь угодно долго – все, в чем он нуждался по самому минимуму, здесь было. Но один раз он увидел на растущем рядом дереве плоды, сорвал один, но это оказался не плод. То, что он принял за плод, был человеческий зуб, оплетенный листьями. Пи догадался, что до него на острове жил еще один бедолага, который ел рыбу, сурикат, спал на дереве, а потом он умер, и остров его поглотил. Остались одни зубы, которые дерево оплело листьями. Это грустное открытие подвигло Пи вновь пуститься в плавание – лучше уж погибнуть в море, чем кончить жизнь так. Тигра он взял с собой – ведь тот был слишком тяжел для спанья на дереве и пропал бы в первую же ночь.

Далее он так и дрейфовал на шлюпке, пока течение не вынесло шлюпку к берегам Мексики. Прошло 9 месяцев. Прямо на берегу тигр убежал в джунгли, и больше не вернулся. Пи было очень обидно, что Ричард Паркер с ним даже не попрощался. А юношу нашли местные жители, отправили в больницу. Там он пришел в себя. Его история попала в СМИ. В больницу наведалась японская делегация с целью установить, почему затонул их сухогруз. Патель не знал, отчего корабль пошел ко дну, но рассказал им свою историю. Она вызвала много критики. Японцы не хотели верить в тигра, зебру, гиену, хищный остров. Японцы говорили, что тигры не живут в Мексике. Они даже не верили, что бананы могут плавать (орангутанг подплыл к шлюпе на груде бананов, которую, к сожалению, не удалось втащить в лодку, о чем Пи потом очень жалел). Пи при них кинул банан в раковину с водой – он не тонул, но японцы все равно сомневались в его рассказе. «Разве вы видели все, что может быть в океане? Знаете ли вы истории про сбежавших из зоопарка зверей, которые освоились в непривычных для их вида местах?» — спрашивал их Патель. Те сомневались.

Тогда он изложил свой рассказ по-другому. Вместе с ним в лодке была его матушка, молодой матрос со сломанной ногой и кок-француз. Матрос очень страдал из-за открытого перелома. Кок уговорил их ампутировать матросу ногу, чтобы, якобы, облегчить его страдания, а сам стал эту ногу есть. А до этого он сожрал все галеты. Потом кок и вовсе убил матроса. Мать Пи стала с ним бороться — он убил и ее, а подростку удалось зарубить кока топором. И он съел его мясо и печень. «Такая история нравится вам больше?» — спросил Пи. Японцы ответили, что, пожалуй, вариант с тигром был лучше, и пообещали выплатить страховку.

Пи перебрался в Канаду, окончил университет по специальностям теолога и зоолога, защитил диссертацию по трехпалым ленивцам, женился, у него родились сын и дочь. Он продолжает молиться индуистским богам, Христу и совершать намаз.

Конечно, тигра, да и само морское путешествие надо понимать метафорически. Например, море – это жизнь, полная неожиданностей и опасностей, шлюпка – человеческая судьба, а взаимоотношения с тигром характеризует отношение к испытаниям и к судьбе. Жить можно по-разному: и как трехпалый ленивец, и как человек, который способен пересечь на шлюпке Тихий океан и приручить тигра. Надо бороться за жизнь, надо верить в бога, который может быть в чем угодно, даже в бенгальском тигре. Тигр и Бог связаны не случайно: для Уильяма Блейка тигр служил доказательством существования Бога:
«Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи,
Кем задуман огневой
Соразмерный образ твой?

В небесах или глубинах
Тлел огонь очей звериных?
Где таился он века?
Чья нашла его рука?

Что за мастер, полный силы,
Свил твои тугие жилы
И почувствовал меж рук
Сердца первый тяжкий стук?

Что за горн пред ним пылал?
Что за млат тебя ковал?
Кто впервые сжал клещами
Гневный мозг, метавший пламя?

А когда весь купол звездный
Оросился влагой слезной, —
Улыбнулся ль, наконец,
Делу рук своих творец?

Неужели та же сила,
Та же мощная ладонь
И ягненка сотворила,
И тебя, ночной огонь?

Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи!
Чьей бессмертною рукой
Создан грозный образ твой?»

В свое время притча о чайке по имени Джонатан Ливингстон оказало большое влияние на целое поколение. Она подвигала хиппи стремиться к невозможному и двигаться за границу реального мира. Я помню, как некоторые, прочитавшие эту книгу, меняли свою жизнь. Не зря Янн Мартел тоже назвал тигра человеческим именем.
Вряд ли «Жизнь Пи» сумеет повторить ее успех, но что-то в ней все же есть.

Life of Pi: Yann Martel: Trade в мягкой обложке: 9780156027328: Книги Пауэлла

Награды

2002 Man Booker Prize

ПИСЬМА

I ПРИБОЕ Янн Мартел просто не может написать целую книгу о подростке и тигре, которые вместе оказались в спасательной шлюпке на 277 дней. Но я так ошибался; он прекрасно снимает. Вам понравится эта совершенно очаровательная и незабываемая книга. Рекомендовано Дайаной Х., Powells.com

Синопсисы и обзоры

Продано более семи миллионов копий…

New York Times Бестселлер * Los Angeles Times Бестселлер * Washington Post Бестселлер * Хроника Сан-Франциско Бестселлер * Chicago Tribune Бестселлер

После потопления грузового корабля остается в одиночестве на спасательной шлюпке дикий синий Тихий океан. Единственные выжившие после крушения — шестнадцатилетний мальчик по имени Пи, гиена, раненая зебра, орангутанг и 450-килограммовый королевский бенгальский тигр. Сюжет разворачивается для одного из самых необычных и любимых художественных произведений последних лет.

Получившая всеобщее признание после публикации книга «Жизнь Пи » — это современная классика.

Обзор

«Эта беззаботная афористичная, беззастенчиво милая сага о человеке и кошке представляет собой убедительное практическое руководство по борьбе с тем, что Пи называет, с типично заниженной живостью, «главными вредителями спасательной шлюпки».» The New Yorker

Обзор

«[К] тому времени, когда Мартель выбрасывает Пи в море, его причудливо-волшебное и часто веселое видение уже овладевает… Мартель настолько загипнотизирован Пи, что можно» не помочь, но и быть очарованным.» Сьюзи Хансен, Salon.com

Обзор

«Чудесное произведение…[T] он своего рода чарующий поворот, который почти невозможно забыть». Пол Эванс, Книжный журнал

Обзор

«Страстная защита зоопарков, смертоносное транстихоокеанское морское приключение а-ля Кон-Тики и веселье…» эти.» The New Yorker

Обзор

» Жизнь Пи может возродить вашу веру в способность писателей воплотить правдоподобную жизнь даже в самый возмутительный сценарий.» The New York Times Book Review

Review

» Жизнь Пи — это настоящее приключение: жестокое, нежное, выразительное, драматичное и обезоруживающе смешное… Трудно оторваться от чтения, когда бегут страницы вне.» San Francisco Chronicle

Обзор

«История, которая заставит вас поверить в поддерживающую душу силу вымысла». Los Angeles Times Book Review

Синопсис

СОВРЕМЕННЫЙ КЛАССИЧЕСКИЙ И МЕЖДУНАРОДНЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР
ПОБЕДИТЕЛЬ БУКЕРСКОЙ ПРЕМИИ

После крушения спасательного корабля в голубом океане остается одиночка. Единственные выжившие после крушения — шестнадцатилетний мальчик по имени Пи, гиена, раненая зебра, орангутанг и 450-килограммовый королевский бенгальский тигр.

Вскоре тигр убил всех, кроме Пи Пателя, чей страх, знание и хитрость позволили ему сосуществовать с тигром Ричардом Паркером в течение 227 дней, пока он был потерян в море. Когда они, наконец, достигают побережья Мексики, Ричард Паркер бежит в джунгли, и его больше никто не видит. Японские власти, которые допрашивают Пи, отказываются верить его истории и заставляют его сказать им правду. После нескольких часов принуждения Пи рассказывает вторую историю, гораздо менее фантастическую, гораздо более обычную — но более ли она правдива?

История, которая заставит вас поверить в поддерживающую душу силу вымысла. — Los Angeles Times Book Review

Об авторе

Ян Мартель родился в Испании в 1963 году в семье канадцев. Жизнь Пи выиграла Букеровскую премию 2002 года и была переведена более чем на сорок языков. Бестселлер № 1 New York Times , он провел в списке восемьдесят одну неделю и был адаптирован для экрана Энгом Ли. Он также является автором романов Беатрис и Вирджил и Я , сборник рассказов Факты, связанные с Хельсинки Роккаматиос , и сборник писем премьер-министру Канады, 101 Письма премьер-министру . Он живет в Саскачеване, Канада.

Отзывы родителей о Life of Pi

DFW E.

Взрослый

6 августа 2021 г.

Возраст 16+

«Реальность невыносима»

Настолько очарована фантазиями и прекрасными мифологиями, что ненавидит любого, кто способен принять реальность, столкнуться с трудностями, справиться с жизненными проблемами мужественно и рационально.

Это название имеет:

Слишком много насилия

Шерил Г.

Взрослый

5 февраля 2019 г.

возраст 18+

НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Это чрезвычайно жестокая книга. Мой сын читал ее в школе и несколько месяцев был в шоке. Некоторые части в ней положительные, но из-за кровавых подробностей эта книга не подходит для детей.

Это название имеет:

Слишком много насилия

Слишком много секса

dclaborn

Взрослый

13 октября 2016 г.

Возраст 15+

Согласен с сайтом, это для читателей постарше

Прочтите эту книгу вместе с моим сыном, поскольку она была задана ему в классе. Ему 12. Хотя это удивительная книга, которой я ставлю 5 звезд на goodreads, шокирующе ужасное насилие и реалии (странный выбор слов, я знаю) и очень зрелый взгляд на религию заставляют меня очень грустить, узнав, что мой сын был обязан читать это. Слишком рано для моих огней.

Это название имеет:

Образовательная ценность

Слишком много насилия

Hashna28

Взрослый

21 декабря 2014 г.

Возраст 10+

Мой отзыв о жизни Пи

Привет, как вы знаете, я Хашна28. Не знаю, как вы, но я просто люблю читать вымышленные романы с приключениями! В этой книге было все. Янн Мартель — удивительный автор, так как я читал и другие его книги (например, «Беатриче» и «Вирджил»). Итак, в заключение я рекомендую вам прочитать эту книгу!

Это название имеет:

Образовательная ценность

Отличные сообщения

Отличные образцы для подражания

неткабуки

Взрослый

25 августа 2012 г.

возраст 16+

Что, если бы Джеральд Даррелл написал «Голодные игры»? Это будет «Жизнь Пи»

Книга начинается достаточно многообещающе с описания конфликта между основными религиями мира: почему каждая религия считает, что только она одна является наилучшей, а все остальные ошибочны? 16-летнего Пи это смущает, он выбирает легкий путь и решает, что он все трое: индуист, христианин и мусульманин.